История одной любви от Всеволода Николаевича Петрова – привет из далекого прошлого (произведение датировано 1946 годом), наполненный близкими каждому живущему на земле чувствами любви, привязанности, дружбы, непонимания. Повесть вышла в 2016 году спустя 60 лет благодаря потомкам Всеволода Николаевича и «Издательству Ивана Лимбаха». Если читатель любит классическую словесность XIX века, если ему родственны повести Пушкина, Куприна или Гончарова, то и «Турдейская Манон Леско» прийдется по душе.

Повесть пронизана аллюзией на любовный роман французского писателя аббата Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско». В ходе вынужденного переселения в Сибирь офицер, от чьего имени ведется повествование, влюбляется в Веру, ветреную попутчицу, за которой вереницей идут мужи и поклонники. Поэтому к Вере с заметной частотой главный герой обращается «Манон Леско» и прибавляет – «Турдейская», по названию села, которое герои проезжают.

Лежа на нарах, надумал себе любовь к этой советской Манон Леско.
Мне страшно было сказать себе, что это не так, что я ничего не надумал, а в самом деле все забыл и потерял себя и живу только тем, что люблю Веру.
Я укладывался на нарах так, чтобы видеть сразу весь вагон. Где бы ни появилась Вера, я мог ее видеть. Я поворачивался, как сомнамбула, в ту сторону, где была она. Я был не в силах на нее не смотреть.

Повествование не имеет четко выраженных временных границ. Читатель не знает, почему людей перевозят, что именно происходит в стране и в мире в то время, почему в вагоне собрались именно эти люди… Понятно только одно – война. На этом фоне история любви сродни живописному шедевру импрессионизма.

Мы ехали так долго, что мало-помалу теряли счет времени. Нас перевозили на новый фронт. Никто не знал, куда нас направляют. Ехали от станции к станции, как будто заблудились. О нас, должно быть, забыли.
Поезд шел, иногда подолгу стоял. Кругом стояли поля и леса в снегу, разрушенные станции. Часто я слышал разрывы, иногда вдалеке, иногда почти рядом.
Время пошло как-то вкось: не связывало прошлого с будущим, а куда-то меня уводило.

Личные переживания становятся на передний план, автор не думает о форме повествования в той степени, в какой он заботится о содержании, от чего возникает приятное щекотливое чувство, что знакомишься с дневником, написанным только для себя и самых близких. А в конце книги опубликованы воспоминания Всеволода Николаевича Петрова, погружающие в атмосферу Петербурга первой трети XX столетия.

Я помню, как однажды ожесточенно заспорили Сычев и Пунин.
Старинные университетские товарищи, они обращались друг к другу на «ты». Это придавало их спору оттенок какой-то азартной и озорной мальчишеской схватки.

«Турдейскую Манон Леско» вполне можно считать своё рода реинкарнацией военной повести о любви в классической форме, немного смещающей фокус внимания читателя с обилия в книжных магазинах исторических романов, лишь препарирующих прошлое и хладнокровного анализирующих, кем мы были и кем стали, на чувствительность и, как бы банально это не звучало, любовь и искусство.