Спустя десять лет после выхода книги «Я — чеченец!», наделавшей немало шуму, Герман Садулаев презентовал публике новый роман «Иван Ауслендер», изданный в «Редакции Елены Шубиной». Автор решается высказаться по вопросам современности, настраивая компас на свой литературный ориентир — Вьясу (составителя Вед, Махабхараты и Веданта-сутры).

В центре истории непутевый, казалось бы, персонаж — Иван Ауслендер, академик, специализирующийся на санскрите и древнеиндийской философии. Его жизнь состоит из потока событий, к которым он остаётся подчёркнуто равнодушен. С женой Викторией живет по привычке. Он остается «вялым» (как его прозвали в университете, где он преподает), даже будучи участником политической жизни во времена митингов “За честные выборы” и высказывая со сцены резкие лозунги.

«Собрание завершилось составлением уведомления городских властей о проведении шествия и митинга, под которым заявители ставили свои подписи. Ауслендер сам не понял, как он попал в число заявителей, но послушно расписался. И пошел домой.
“Вот оно как… закрутилось”, — думал Иван Борисович».

По ходу разворачивания сюжета читатель узнает все больше в Ауслендере философа повседневности. При этом философ по всем канонам стоит будто в стороне от происходящего, судит о вещах без категоричности и не навязывает свою точку зрения. Источник идей — Веды и Веданта-сутры, которые форматируются под современность.

Садулаев выделяет отдельную часть книги под философские рассуждения, основанные на лекциях и публичных высказываниях Ивана Ауслендера, тем самым смещая фокус на то, что это не роман о человеке, а роман идей.

«Люди слишком много путешествуют. Из тех, кто заполняет собой аэропорты, вокзалы, самолеты и поезда, половина могла бы вообще никуда не ехать. Они придумали свои путешествия сами. <...> Внешние путешествия призваны иллюзорной реальностью для того, чтобы замаскировать от на унылую правду: сознание наше привязано к точке нашего тела намертво, мы не способны ни на какое, даже на самое малое перемещение. <...> Мы должны принять обет отказа от внешних перемещений. Итак, я формирую новую заповедь ведантиста: ведантист должен сжечь свой заграничный паспорт и никуда больше не улетать. Может быть, это и не новая заповедь вовсе, а очень старая. Ведь считалось, что арий никогда не должен покидать арья-варту, землю ариев».

Авторские стилистические и сюжетные ходы в романе — в каком-то смысле компиляция тех же приемов у классиков русской литературы. Где-то Садулаев подражает Гоголю, его повести «О том, как Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем»: ссора между Иваном Борисовичем (Ауслендером) и его другом Рюриком Иосифовичем (Асланяном). Наивные сны Ауслендера напоминают сны Веры Павловны из «Что делать» Чернышевского. А некоторые философские зарисовки и вовсе звучат сошедшими со страниц юмористических рассказов Чехова.

Еще хуже, если человек умирает в публичном месте. На улице или, паче того, в кафе. Люди сидят, пьют, кушают. А он — раз. И испортил всем праздник. Надо же быть таким подлецом! И хорошо, если это террористический акт. Тогда автоматически приезжают полиция, и скорая, и корреспонденты, и он жертва, а ты, если живой, можешь дать интервью центральным каналам, и всем интересно. А если просто так, ни с того ни с сего, сам по себе человек умирает, тогда совсем гадко, все выходные насмарку.

Читается на одном дыхании, но не так быстро переваривается, заставляет задуматься и заглянуть внутрь себя — а что же происходит вокруг каждый день и зачем.