Мировое признание, изрядно сдобренное читательской любовью, пришло к американскому писателю Джону Уильямсу посмертно, спустя пять десятков лет после первоиздания «Стоунера». На русском языке роман впервые опубликован в 2015 году в переводе Леонида Мотылева благодаря издательству Corpus.

Его звали Уильям Стоунер, он прожил жизнь, о существовании которой в детстве даже не ведал, родившись в семье бедных фермеров. Земля породила и воспитала Стоунера. Ему дважды был дан шанс выбора. И он им воспользовался, поступив в сельскохозяйственный коллеж, чтобы изучать почвоведение и новейшие аграрные технологии. А встреча с профессором Арчером Слоуном на обзорном курсе по английской литературе, предложившем студенту Уильяму объяснить, как он понимает один из сонетов Шекспира, перевернула его представления о том, в чем суть его стремлений, о чем он мечтает, кем является и кем хочет быть. Так зародилась любовь, которую Стоунер будет бережно хранить всю жизнь, —  любовь к литературе и словесности.

«И, как в тот день в аудитории, когда к нему обратился Арчер Слоун, он чувствовал, что находится вне времени. Прошлое, сгущаясь, выступало из тьмы, где оно до поры таилось, умершие оживали у него на глазах; прошлое и умершие наплывали на настоящее, на мир живых, и на недолгую, но яркую минуту у него возникало видение – видение и ощущение некой богатой, плотной среды, куда он помещен и которую не может и не хочет покинуть. Перед ним шествовали Тристан и Изольда; в пылающем мраке кружились Паоло и Франческа; из мглы появлялись Елена и красавец Парис, в их лицах сквозила горечь, ибо они знали, чем все кончилось. И он соприкасался с ними так, как не мог соприкасаться с однокашниками, сидевшими с ним в аудиториях большого университета в Колумбии, штат Миссури, дышавшими, не обращая ни на что внимания, воздухом Среднего Запада».

Их было трое друзей: Мастерс, Финч и Стоунер. Погибший во время войны Дэйв Мастерс обозначил, символом чего университет является для тех, кого не принял и отверг внешний мир, — убежище, приют, футляр, в котором можно спрятаться. И Стоунер в моем прочтении — это человек в футляре. Безынициативный романтический эгоист. Избранный путь его как преподавателя не извилист, как может быть прямой линия.

«Он подозревал, что начинает – с опозданием на десять лет – понимать, кто он такой есть; и фигура, которая вырисовывалась, была и крупней, и мельче, чем он некогда воображал. Он чувствовал, что становится наконец преподавателем, то есть, попросту говоря, человеком, поднявшимся на уровень своей книги, человеком, которому уделена частичка от достоинства словесности, не имеющая ничего общего с его человеческой глупостью, слабостью и несостоятельностью. Этим знанием он ни с кем не мог поделиться напрямую, но оно изменило его так, что перемена была заметна всем».

Автор начинает биографию своего героя с некролога — рассказ о жизни маленького человека. Далее сюжет хронологичен: родился, учился, выбор из двух зол (умереть, закопавшись в землю, или умереть, закопавшись в книгах), женился, рождение ребёнка, медленный, но верный карьерный рост, старение, болезнь, смерть. И на каждом из этих этапов у Стоунера бывали выбросы энергии, вспышки активности, которые довольно быстро затухали. Стоунер не боролся за свой брак, за ребёнка, за любимую женщину, в конце концов, за себя. Все глубже и глубже он прятался в свой футляр. Он увядал, как осенний лист на больном дереве, которое уже не излечить.

«Стоунер увидел свою жизнь в безжалостном свете, увидел точно со стороны.
Бесстрастно, объективно он вгляделся в свою жизнь, и она показалась ему неудачной во всем.
<...> Некая радость пришла к нему, словно принесенная летним ветерком. Ему смутно вспомнились мысли о том, что жизнь не удалась, – но разве это имеет значение? Теперь подобные мысли казались ему мелкими, недостойными прожитой жизни».

Но Стоунер не вызывает у читателя презрения, он вызывает сочувствие, сострадание, возможно потому, что его действия и порывы обусловлены всепоглощающей страстью, стремлением к целостности и «беспримесной чистоте».

«Странным образом он наполнял этой страстью каждую секунду своей жизни и, пожалуй, расточал ее всего щедрей, когда делал это бессознательно. Это была страсть не умственная и не телесная; это была сила, включающая в себя и сознание и плоть, которые вместе образуют некую особую субстанцию любви. Эта страсть могла быть обращена на женщину, могла на стихотворение, и всякий раз она говорила от его имени: «Смотри! Я здесь, я живой»»

Анна Гавальда, взявшись переводить книгу на французский язык, сказала:

Стоунер — это я.

И хором за ней эту фразу повторили сотни тысяч читателей по всему миру.